Интеллектуал и его среда обитания

 

1-12964_1_4 Автор: Анна Горбань,  автор проекта «Практика визуального мышления», эксперт бизнес-визуализации, ПирСибирь 12.03.2017 г.

К пониманию феномена эстетического интеллекта….

Мы так привыкли использовать слова «интеллектуал», «интеллект», «интеллектуальный», что довольно сложно представить, что данный термин имеет синтетическую природу и был придуман чуть более ста лет назад.

Тем не менее, термином «интеллект» в конце 19 в. стали обозначать некий безусловный набор индивидуальных характеристик обработки и передачи информации. Которые могут проявиться, а могут и не проявиться в зависимости от окружающей среды

Неудивительно, что практически все исследователи и теоретики интеллекта рано или поздно начинали обращаться к среде обитания интеллектуала, как основному фактору формирования или раскрытия его потенциала.

В 1957 году Джо Пол Гилфорд, создатель многофакторной модели интеллекта, а позже – президент Американской психологической ассоциации, в одной из своих лекций говорит буквально следующее — «Два события уже наших дней настоятельно требуют, чтобы мы изучили все, что возможно, о природе интеллекта. Я имею в виду появление искусственных спутников и планетных станций. Сохранение нашего образа жизни и нашей будущей безопасности зависит от наиболее важных ресурсов нашей нации: от наших интеллектуальных и особенно от наших творческих способностей. Настало время, когда мы должны по возможности изучить все об этих ресурсах»

Тем самым он окончательно фокусирует взаимосвязь существования интеллекта и среды, а также прогнозирует стремительное ее изменение.

К чему привели два упомянутых им события, мы уже можем оценить в полной мере. Смешение профессий и дисциплин, их «растворение» друг в друге, мульти-, сверх- и вне-дисциплинарность. Так называемый «визуальный поворот», начавшийся на первых тактах этой какофонии данных, в какой-то мере является компенсаторным механизмом, а новые средства познания, выработанные в его контексте – иным способом интеллектуальной деятельности, подстроившейся под требования среды обитания.

Сейчас стало принято говорить, что мир стал сложным

Сложные задачи, сложные решения. Мне не удалось найти авторство, но в последнее время все больше становится популярной фраза «я не люблю простых решений, они приводят к сложным последствиям». Так противостояние сложности и простоты становится все более ярко обозначенным, проявляясь в контексте семиотическом.

К пониманию феномена эстетического интеллекта

Но ведь самые известные, вошедшие в историю и мифологию решения кажутся максимально простыми. К примеру, возьмем историю Соломона об определении материнства. Или решение отвести войска из Москвы в кампании 12 года, что, как мы помним, привело в итоге к поражению французской армии.

Эти решения просты – требуют наименьшего кол-ва усилий и действий. Но разве такие простые решения приводят к сложным последствиям? Рискну предположить, что безымянный автор мог иметь ввиду под «простотой» — привычность.

И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Простота может быть эргономически прекрасной, в противовес сложности – многосоставной или многоходовой конструкции. Но, как в приведенных примерах – простое по усилиям решение о действии может быть настолько морально и этически неприемлемым, что становится сложным для принимающего его.

Просто – это привычно или элегантно, красиво, с минимальным количеством действий? Сложно – это запутанно или неприемлемо?

Человек, который поступает «просто» в значении «привычно», находится в ситуации формальной реакции. Единожды сработавший вариант поведения признан верным и автоматически используется во всех более-менее подходящих случаях. Такого человека достаточно сложно назвать интеллектуалом, и как обитатель новой среды он нас в данном случае не интересует.

Получается, что мы противопоставляем решение необычное, верное и требующее минимальных усилий выработанному культурному стереотипу о допустимости тех или иных действий.

Как писал М.М. Бахтин, только в личности и ее ответственности обретают единство три области человеческой культуры – наука, искусство и жизнь. Но с ответственностью связана и вина, и личность должна стать сплошь ответственной: все ее моменты должны не только укладываться рядом во временном ряду его жизни, но проникать друг друга в единстве вины и ответственности.

Так мы вводим первую рамку рассмотрения среды обитания интеллектуала – этическую

Какой же вызов бросает новая «сложная» среда обитания интеллектуалу? Если мы положим, что адаптация интеллекта к окружающем пространству происходит за счет решения неких задач, стоит рассмотреть, какого рода взаимодействия возникают при их решении.

В упрощенном варианте, каждая задача состоит из области представлений, в которых она возникла (предметной области, картины мира, онтологии), средств ее решения и собственно условий. Принято считать, что решающий задачу ориентируется на предметную базу, знает условия и применяет средства, соответствующие первому и второму. И, чтобы подтвердить или опровергнуть свою гипотезу, необходимо из уже имеющихся моделей выбрать некое подходящее под условие их количество, а затем пересобрать в новое описание.

Так происходит процесс «сдвижки» грани неизвестного, при котором увеличивается область знаний и средств, а сама задача, как и способ ее решения, становится частью известного, алгоритмизированного пространства. Тем самым задача перестает быть задачей, становясь прецедентом – неким образцом последовательности или типа действий, который можно применять и в дальнейшем в подобных ситуациях.

Традиционно считается, что все эти три составляющих – онтология, задача и применимые к ней средства, должны относиться к одной предметной области, научной или социальной. Но что делать в ситуации смешения дисциплин и знаний?

Человеческий разум, особенно сформированный в парадигме критического мышления, не приучен действовать в ситуации неопределенности и отсутствия прецедента. Поэтому возникает необходимость эту неопределенность снимать любым способом – через формирование ложных промежуточных гипотез или временных моделей. Или фантазий.

Как пример, весьма показателен так популярный в последние годы кейc VUCA – модель описания пространства принятия решений через гипотетические его составляющие: изменчивость, неопределенность, сложность, неясность. Такое дробное описание делает возможным работу с хаотичным пространством, поскольку по-отдельности каждый элемент поддается пониманию. Но при этом исчезает целостность системы, которую эти составляющие призваны описывать. Тем самым разрушается и само представление о системе, как некоем целом, свойства которого проявляются только при их комплексном взаимодействии.

К пониманию феномена эстетического интеллекта

Дробя диссипативную, биолого-подобную систему на части, мы попадаем все в тот же парадокс взаимодействия простоты и сложности – пытаемся упростить возможность решения, усложнив количество компонентов и их взаимодействий.

И такой подход к решению задач как раз является тем самым привычным, «простым» действием, которые приводят к «сложным последствиям», т.е. основанным на неверном или неточном описании. Хаотическое смешение дисциплинарных представлений приводит к потере какой-бы то ни было онтологии. Средства познания при этом остаются прежними, но им не на что опираться. Соответственно, «сдвижки» грани неизвестного не происходит, поскольку невозможно создать прецедент решения или алгоритм действия.

Наиболее адекватный такой ситуации способ решения задач состоит в непрерывном, ситуативном создании гипотез и алгоритмов, что равнозначно их полному отсутствию в привычных представлениях. Такие ситуативные «машинки решения» остаются в моменте, не становясь частью всеобщих представлений. И наиболее актуальным в новой парадигме сложности становится не умение решать задачи, а некий мета-уровень – способность непрерывно генерировать новые способы решения, не зависящие от общих и принятых представлений.

Поэтому, вторая рамка рассмотрения среды обитания интеллектуала – это постоянная ситуированность в моменте

В свое время Рудольф Арнхейм в исследованиях визуального мышления писал о «сенсорной семантизации» — создании промежуточного символа, который опираясь на культурные представления, частью культуры не является. Тем самым, такой символ позволяет оперировать неизвестными понятиями, не относя их к какой-либо плоскости уже фиксированного знания.

К пониманию феномена эстетического интеллекта

Сейчас же мы говорим не о символе или ситуативно создаваемом образе сенсорных переживаний, а о процессе их взаимодействия и трансформации. Уже недостаточно создать единицу оперирования, но само оперирование. Принцип создания такой временной смысловой структуры вслед за Арнхеймом можно назвать «сенсорной семиотизацией».

Особенно очевидна необходимость такого подхода стала в самое последнее время, когда во многих сферах деятельности приходится существовать в режиме пожарной бригады – постоянной ситуации немедленной перестройки и интеллектуального реагирования на требования среды. Как говорится – хочешь бежать по гальке, думай, как галька. Почему так происходит? Почему перестало работать планирование, стратегирование, в большинстве случаев – постановка и контроль достижения целей?

Мы сейчас живем в мире практически неограниченной информации обо всем на свете, и потенциально – безграничных возможностей. Можно обучать нейросети распознавать котов и огурцы, печатать жилье и оружие на 3D принтере, синтезировать лекарство и косметику исходя из своих потребностей и ДНК. Но чем больше данных и информации нам доступно, тем меньшее ее процентное соотношение мы можем понять, принять и переработать.

Такой режим описывался и ранее, как необходимое временное состояние для перераспределения ресурсов или создания чего-либо нового. Например, по Курту Левину подобное ненормированное информационное потребление называется «разморозкой» и используется сознательно в определенный момент жизненного цикла компании. Перед очередным периодом работы в жестко-структурированной системе управления. Сейчас – это допуск нормы.

Хаотичный, постоянно изменяющийся мир, новое в каждом моменте, непредсказуемость поведения – такой способ восприятия напоминает первые ощущения ребенка, еще не освоившего вербальную коммуникацию. Неудивительно, что у индивида, чье сознание и восприятие сформированы такой средой, формируется мышление, основанное на произвольном соединении фрагментов действительности в некое условное целое.

По теме: Ключевые компетенции лидера: мышление лидера или лидерство в мышлении

И если взрослый от ребенка отличается наличием рефлексивной позиции, то для развития и удержания способностей интеллектуальных необходимо не только осмысление и переосмысление опыта, но и наличие мысли, направленной вовне.

Так мы вводим две рефлексивные позиции. Первая находится в опыте и, отталкиваясь от него, является субъективно значимой точкой, углом рассмотрения ситуации. Вторая же, позиция внешнего наблюдателя, необходима для поддержания и удержания различий между областью известного, со всеми средствами и гипотезами и непредсказуемым, хаотичным.

Когда мы рефлексивно отделяем хаотичное и алгоритмизированное, непредсказуемое и рациональное, то в таком разделении возникает то, что в свое время Эйнштейн называл «бегством от чуда».

Чудо — это непредсказуемое. Мы бежим от него, рационализируя и тем самым уничтожая, вводя в рамки рационального. Но на грани перехода появляется нечто, призрак и идея внутреннего совершенства, которая своей красотой ведет мыслителя до того момента, когда внешнее оправдание будет достигнуто.

По теме: HR-футурология. HR модели ближайшего будущего

Другой, встречный путь — добиваться внешнего оправдания силовым образом, забывая о совершенстве, а потом, в процессе окончательного оформления искать красоту.

Так или иначе, создаем ли мы временную машинку познания в ситуации, или принимаем спонтанное решение, опираясь на этические принципы – эстетика становится тем критерием, на основе которого решение задачи может быть признано верным. А значит – и принятым

И здесь нас подстерегает ловушка вербального мышления. Как мы уже говорили, новая среда обитания интеллектуала диктует свои правила – нестабильность опоры на культурно-сформированные представления. Вербальное же мышление не живет вне онтологии. Способность создавать временные условные конструкции «под задачу» имеет под собой совершенно другую, не-вербальную основу. Ситуированность, условность, создание временного знания, опора не на объект, а на оперирование группами подобий и создание способов различения этих групп – вот тот набор свойств, которые характерны для необходимо-нового типа интеллектуальной деятельности и формирования нового типа интеллекта. И, поскольку критерием в нашем случае является эстетика, мы называем такой интеллект – эстетическим.

Визуальное сопровождение доклада

К. Шульгина

Дайджест  "Журнал КОМПЕТЕНЦИИ"  раз в неделю - для развития HR-карьеры и личной эффективности

Редакция

Коллеги ! Поделитесь с нами вашими новостями и достижениями вашей компании в работе с персоналом. Присылайте к нам на consult@hr-media.ru. Все статьи попадут в еженедельную рассылку - обзор отрасли.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

AEP